Воспоминания об Илье Репине |
Страница 52 из 55 И. А. ВЛАДИМИРОВ История одного письма Репина: «Дорогой Иван Алексеевич! Спешу приветствовать Вас за Вашу великолепную шутку над нахальными мазилками и жалкими пигмеями, вообразившими себя новаторами нашего родного искусства. Ваша шутка нанесла убийственный удар по всем декадентам и прочим мазилкам - врагам реализма в живописи. Ваш И. Репин. Куоккала. Пенаты. 2 сентября 1911 г.» Содержание этого письма будет непонятным, если не рассказать историю одной шутки, придуманной мною для разоблачения мнимого новаторства декадентствующих эстетов, организовавших в 1911 году выставку модернистской живописи «Салон». Происходило это в Петербурге, в разгар увлечения кубизмом, супрематизмом, футуризмом и прочей декадентщиной. Вся семья художников Петербурга и Москвы под влиянием занесенного с Запада новаторства раскололась на две враждующие группировки. «Новаторы» - футуристы, кубисты и идущие на их поводу молодые художники, подчас не умеющие рисовать, развязно поносили и топтали в грязь имена художников-реалистов, называя их бездарными, отжившими стариками, а их работы просто мерзостью. Среди великосветских богатых людей, болтающихся по Петербургу без дела, в то время находилось немало бездельников, которые, вообразив себя «меценатами», сорили деньги на устройство выставок и на поощрение всевозможных мазил «левого» направления. В один прекрасный летний день, в 1911 году, проходя мимо дворца Меншикова, что на углу набережной Невы и Кадетской линии, я прочел на дверях большое объявление об устройстве и скором открытии большой художественной выставки картин и скульптуры под названием «Салон». ...В просторных залах, залитых светом двухъярусных окон, плотники уже устанавливали стойки и прибивали перекладины для щитов, а целая артель обойщиков обтягивала готовые щиты серым полотном. В стороне за столом сидел некий франтовато одетый молодой господин, с большой бутоньеркой цветов в петлице. Вокруг стола распространялся удушливый острый запах модных духов Коти. Подойдя к столу, я узнал в изящном франте сына профессора Константина Егоровича Маковского и, приподняв козырек фуражки, поздоровался... Он любезно протянул холеную руку, блестевшую кольцами и бриллиантами. Он меня не знал и смотрел вопросительно. Я приветствовал идею устройства первого «Салона» в Петербурге и заявил, что желаю участвовать своими картинами. - Ну, вот это восхитительно! - я приветствую вас!.. Присылайте, присылайте скорей, я назначаю открытие «Салона» через пять дней, у нас будет шикарный вернисаж, будет масса цветов и экзотической зелени. И прибавил тихо, вкрадчивым голосом, что на вернисаже будет вся знать и богачи Петербурга, даже будут высочайшие особы! - Прекрасно, дня через два я вам пришлю две готовые картины, а сейчас желаю вам успеха, - сказал, я готовясь уходить. - А, позвольте, я запишу... как ваша фамилия? Не подозревая, что я сию минуту отравлю его настроение, четко назвал - Владимиров... - Ах, Владимиров, - повторил он с кисло-брезгливой гримасой, исказившей все его холено-пудреное лицо. - Вы, кажется, деятельно-активный участник правых выставок... академической... передвижной... Нет! Нет! Вы человек старой гнилой школы - вы не можете выставлять свои работы в моем «Салоне». Нет! Нам работ Владимирова не надо!., не надо!.. Прощайте! Я громко и четко ответил с улыбкой: «До свидания». Выходя из зала, я подумал: «Ах, так! Вам Владимирова не надо!.. Вы его не хотите... а он все-таки будет у вас в «Салоне»... обязательно будет!» В этот же вечер я наметил три сюжета, достал три небольших подрамника с холстом и тотчас же набросал углем на первом молодую белокурую финку, сидящую на косом финском заборе, пасущую коров, на втором холсте - старика-финна, рыболова, тащившего большую рыбину, и на третьем - пять красногрудых снегирей, сидящих на ветвях рябины, на фоне зимнего заснеженного леса. На следующий день все три картины были написаны мною масляными красками на сиккативе, чтобы скорей просохли. Писал я не считаясь с точностью рисунка и не стесняясь в подборе красок. Картины я подписал псевдонимом: «Карлъ Флинта. Хельсинки». Еще через день с помощью американской пилы из имевшихся у меня багетных брусков, я спилил три аккуратные рамочки, укрепил в них картины и приготовил сопроводительное письмо. Письмо было написано мною нарочно безграмотно, каракулями и подписано: «Карлъ Флинта. Хельсинки». Теперь осталось последнее - отправить картины в «Салон». Для того чтобы окончательно убедить устроителя «Салона» в том, что автор картин настоящий финн, я тщательно завернул все картины в свежие финские газеты и приложил свое безграмотное письмо. Когда все было готово, я повез пакет с картинами на Финляндский вокзал. Там я нашел бравого финна-носильщика Микко Кеттунена, которого я знал и раньше. Ему я подробно рассказал, как поехать с пакетом на выставку, что он должен сказать и чего не должен говорить. За мое поручение я обещал уплатить ему десять рублей, причем сейчас же вручил пять рублей и сказал, что когда он принесет мне квитанцию в получении картин, то получит остальные деньги. Картины были отвезены своевременно, и через день носильщик подал мне квитанцию и входной билет на вернисаж выставки. Получив от меня с благодарностью еще пять рублей, он подробно рассказал, как худощавый господин с цветком развернул пакет, осмотрел картины, которые ему понравились, очень похвалил и даже дал пять рублей на пиво... Выставка «Салон» открылась вернисажем, на который я, конечно, не пошел, а послал свою жену - посмотреть и послушать, что публика будет говорить у моих картин. Вернувшись домой, жена подробно описала, как повешены мои картины: - Они все висят на видном месте и прекрасно освещены, под картиной «Счастливый рыбак» уже прикреплен ярлычок «продана». В прессе быстро появились отзывы и отчеты о новой выставке «Салон». Газеты с правым, так называемым старым духом разносили выставку, указывая на жалкие потуги наших новоявленных безграмотных новаторов подражать французским импрессионистам, и выделяли лишь несколько картин, среди которых упоминались работы финского «неизвестного» художника - Карла Флинта за искреннюю художественную передачу родных мотивов. В газетке с «левым», «новаторским» уклоном, рьяно поддерживающей наших декадентов и им подобных, говорилось, что никогда еще в Петербурге не было такой интересной выставки картин, как первый «Салон». На следующий день в этой же газетке была напечатана статейка одной из дам-патронесс, которая писала, что финский художник Карл Флинта является «национальным художником-самородком». Даже такой маститый искусствовед, известный художественный критик и знаток искусства, как Александр Бенуа, в своем отчете о «Салоне» написал, что картины финского художника Карла Флинта полны самобытного творчества, что талантливый автор отразил художественное мировоззрение своего народа... Вскоре я узнал, что кто-то из любителей приобрел вторую картину - «Пастушка», и чтобы сохранить для себя хоть одну картину с наклейкой «Салона», я послал по городской почте в «Салон» безграмотное письмо от имени Карла Флинта с просьбой не продавать картину «Снегири», а деньги за проданные картины передать по доверенности гражданину Микко Кеттунену - служащему на станции Финляндской железной дороги. Незадолго до закрытия «Салона» я написал в широко распространенной газете небольшую заметку, в которой заявил, что художник Карл Флинта лицо мифическое и является только псевдонимом художника И.А.Владимирова. Моя заметка произвела потрясающее действие: весь Петербург узнал, что художник Владимиров жестоко высмеял устроителей «Салона» и разоблачил «новаторство». На следующий день и позже я стал получать десятки писем и открыток с приветствиями и несколько ругательных открыток, в которых безымянные авторы обещали «жестоко наказать меня за обман». Я получил также открытку И.Е.Репина, в которой он благодарил меня за «убийственный удар по всем декадентам и прочим мазилкам - врагам реализма в живописи». Вскоре после появления моей обличительной заметки я получил письмо от некоего биржевого маклера, господина Хольма, жившего в богатом особняке на Большой Грабецкой улице (ныне Пионерской), поблизости от моей мастерской. В своем письме он приветствовал мою заметку и просил разрешения побывать у меня в мастерской. Мы сговорились. Он пришел на следующий день и заявил, что картину «Пастушка» он купил и теперь очень просит, чтобы я рядом с подписью Карла Флинта написал свою фамилию. «Салон», несмотря на обещание устроителей, на следующий год не открылся. Иван Алексеевич Владимиров (1869-1947) - известный художник, баталист и жанрист. Заслуженный деятель искусств РСФСР. Учился в Академии художеств в 1891-1893 годах. Звание художника получил за картину «Поражение адыгейцев на реке Малке». |
След. » |
---|
Читателю журнала "Мой берег" |
---|
Приглашаем Вас ознакомиться с поэзией и прозой геосимволистов (см. с главной страницы). Геосимволисты организовали несколько виртуальных библиотек. Интересует музыка - посетите библиотеку геосимволистов. Если вам нужны рефераты - они здесь. Если вы ищете сочинения и уроки - найдёте их здесь. Что касается учебников и решебников - да вот они! Немного о здоровье. Немного биографий. ГДЗ - и те в столбик. Язык приведёт к Вавилону. Фото от геосимволистов. Ну, и чтобы жизнь мёдом не казалась. Двойная библиотека есть боль. А, может, и нет. Наши стратегические партнёры. ГДЗ и ответы. Время подумать о празднике. Арт - и готово. Почти что модерн. Хотели ли вы, чтобы развалился СССР? Конечно, нет. С трудом и закон не помеха. Ох как хорошо с книгой по социологии. И выпить не хочется. Как орёл летаешь. Вместе с Авиценной. Праздник по нотам на целый культпоход потянет. |