Воспоминания об Илье Репине |
|
Страница 27 из 55 П. К. ЛИХИН Еще задолго до моего поступления в Высшее художественное училище при Академии художеств имя Ильи Ефимовича Репина стало мне известно из довольно распространенных в то время литературно-художественных журналов «Нива» и «Живописное обозрение». Все, что доступно было интеллекту четырнадцатилетнего юноши, было мною из написанного об Илье Ефимовиче Репине воспринято с благоговением и любовью. Любовь к рисованию и живописи перешла у меня в страстное желание стать художником, и шестнадцати лет я уже ученик Одесской рисовальной школы и на правах ученика художественной школы бесплатно посещаю художественные выставки. Кроме выставок Общества южнорусских художников, в Одессе устраивались выставки передвижников, и здесь я в первый раз встретился с работами И.Е.Репина. Впечатление получил я чрезвычайное, и мысль стать учеником его неотвязно шла за мною. Мне было двадцать лет, когда я, окончив Одесскую рисовальную школу с двумя похвальными листами и тремя медалями - бронзовой и двумя серебряными, поступил в Высшее художественное училище при Академии художеств. Тогда И.Е.Репин был профессором-руководителем. Уже не один десяток учеников окончил училище по мастерской Ильи Ефимовича, из которых многие получили заграничную поездку, а их дипломные работы разместились на стенах так называемого Циркульного зала Академии художеств. В этом же зале находилась конкурсная работа Репина на золотую медаль «Воскрешение дочери Иаира». Перед этой картиной я простаивал многие часы. Не пропускал я ни одной художественной выставки, особенно тех, на которых участвовал Илья Ефимович своими работами. Проездом в Петербург я останавливался на несколько часов в Москве, чтобы побывать в Третьяковской галерее, где в то время уже были все основные его работы - «Иван Грозный и его сын», «Не ждали», «Крестный ход в Курской губернии», «Царевна Софья», «Протодиакон» и многие другие. Я не могу словами выразить мои взволнованные переживания, восторг, очарование и мое преклонение перед величайшим мастерством необыкновенного художника, которое меня пленило. Потрясенный творческим богатством и неотразимой впечатляющей силой его, я приезжал в Петербург, в Академию художеств, как бы сильно намагниченный. С подъемом, с приливом новых сил я приступал к занятиям. В первые годы я учился в так называемых общих классах, где преподавателями были дежурные профессора, ежемесячно сменявшие друг друга. Это были В.Е.Савинский, Г.Р.Залеман, И.И.Творожников, Я.Ф.Ционглинский. Чтобы получить право на переход из общих классов в какую-нибудь мастерскую профессора-руководителя, необходимо было получить соответствующее количество первых или вторых категорий за работы по эскизам, живописи и рисунку. Мастерская И.Е.Репина многолюдна; говорят, что к нему попасть нелегко, что он очень разборчив и капризен, что он составляет для себя список тех учеников, работы которых ему по душе. На устраиваемых ежегодно в ноябре месяце отчетных выставках Илья Ефимович совершал обход в сопровождении учеников, критически разбирал их работы, «невзирая на лица». Он высказывался о работах прямолинейно, резко, а иногда иронически. Так, например, о работе одного ученика он сказал: «Знаете, если бы не ваша подпись на ней, я мог бы подумать, что это написал сам Леонардо да Винчи». Коллективный критический обзор ученических выставок приносил ученикам большую пользу. В процессе такого обсуждения Илья Ефимович сообщал много ценного из творческой жизни других художников. Обычно в этих обходах участвовали и ученики других мастерских. Все с напряженным вниманием слушали, что говорил Репин. Илья Ефимович очень импонировал своей внешностью, он был прост и доступен. Его личность и талант имели большое влияние на молодых художников. Многие из нас подражали его походке, манере говорить, стремились писать «под Репина». Вспоминая о своем пребывании в Высшем художественном училище, я до сих пор не могу самому себе уяснить: какая сила толкнула меня, влюбленного в И.Е.Репина и давно мечтавшего сделаться его учеником, броситься в «объятия» В.Е.Маковского и стать учеником его мастерской? Я был очень скромного мнения о своих способностях и не был уверен в том, что Илья Ефимович примет меня, поэтому остановил свой выбор на В.Е.Маковском. Впоследствии я глубоко об этом сожалел. Девятое января - Кровавое воскресенье и последовавшие за ним события повлекли за собою закрытие училища, сперва до конца учебного года, а потом и на весь 1906 год. Я приехал в Петербург из своего родного города Суджи только в 1907 году. Мои товарищи - ученики мастерской И.Е.Репина - при всякой встрече со много упрекали меня и мое пребывание в мастерской В.Е.Маковского связывали с якобы тайным моим честолюбивым замыслом - добиться у своего профессора протеже на заграничную поездку. Я давно тяготился обучением у В.Е.Маковского, не будучи удовлетворен методом его руководства, и решил оставить его. Это произошло в первой половине 1907 года. Однажды я встретил И.Е.Репина в коридоре, близ его мастерской. Мои товарищи, ученики Ильи Ефимовича, представили ему меня. Он заговорил со мною приветливо; спросил, в какой школе я учился, и, узнав, что окончил Одесскую рисовальную школу, с большим оживлением, восторженно стал хвалить школу и особенно ее преподавателей - Геннадия Александровича Ладыженского и Кириака Константиновича Костанди. «Ах, это прекрасные художники! А почему вы уходите от В.Е.Маковского?» Я сказал, что не удовлетворен постановкой преподавания и что хочу поработать под его руководством. Илья Ефимович попросил меня получить от В.Е.Маковского письменное согласие на мой переход в его мастерскую и выразил желание познакомиться с моими работами: «Принесите завтра ваши эскизы, а с живописью и рисунком я познакомлюсь в процессе учебных занятий», - и закончил свою беседу рукопожатием. На следующий день я принес несколько эскизов, которые были подвергнуты внимательному критическому анализу. Илья Ефимович сделал ряд ценных указаний и в основном выразил удовлетворение моими эскизами. Мастерская Репина была очень вместительной, она помещалась на верхнем этаже главного здания Академии художеств, в ней работало более пятидесяти человек. Занятия по живописи продолжались с десяти часов до часу дня, а по рисунку с пяти до семи часов вечера. Живя в Финляндии в своих «Пенатах», Илья Ефимович два раза в неделю - в понедельник и пятницу - приезжал на весь день для занятий с учениками. Всегда просто и изящно одетый, он аккуратно являлся в мастерскую в начале занятий, внося в нашу трудовую атмосферу дух творческой и рабочей настроенности. Внимательно просматривая работы учеников, спокойно, без спешки, он деловито обсуждал каждую работу с ее автором. Его советы и критические замечания были просты, немногословны и подчас остры, но никогда не были стереотипными. В рабочее время в мастерской была тишина, нарушаемая движением кистей по холстам и хождением художников от мольберта к мольберту. Увлеченные работой, художники избегали разговоров; если нужно было поправить позу натурщиков, объяснялись с ними жестами. Такой порядок и дисциплина выработаны были серьезным отношением руководителя к труду и любовью к искусству. Илья Ефимович не любил, если кто-нибудь нарушал этот трудовой священный порядок, и глубоко огорчался, если это случалось. Однажды, войдя в мастерскую, он заметил меня и моего товарища Депальдо сидящими за шашками, в то время как натура была на своем месте и все работали. Он ничего не сказал, но по выражению его лица я заметил, что он огорчен нашим легкомысленным отношением к труду. Как всегда, он стал проводить осмотр работ. Я уже стоял перед своим этюдом, когда, наконец, очередь дошла до меня. Илья Ефимович молча осмотрел мою работу, как бы что-то обдумывая, и вдруг, повернувшись ко мне, сказал: «А знаете, я думал, что вы не любите искусство, в шашки играете, а вы все же его любите!» В этой короткой фразе был и упрек по поводу моего увлечения шашками и одобрение моего этюда. После этого я работал с таким подъемом, что не заметил, как прошли остальные два часа занятий, а шашки возненавидел на всю жизнь. В марте 1907 года я подал прошение в совет Академии о продлении моего пребывания в Высшем художественном училище (по закону я должен был идти в армию). На моем прошении Репин написал: «В середине марта сего года, удостоверившись в согласии В.Е.Маковского на переход г. Лихина в мою мастерскую, я принял его, и он занимается очень усердно и не без успеха. Подготовлен он хорошо. Продлить срок его пребывания в моей мастерской также, по-моему, необходимо, так как он действительно пострадал за это время, о чем он пишет в этом прошении. Проф. руков. И.Репин». Я получил отсрочку. В вечерние часы (с пяти до семи) рисовали обнаженную натуру. Перед началом занятий Репин заходил в ученическую чайную комнату, находящуюся по соседству с мастерской, и за чашкой чая беседовал с учениками на темы, связанные с искусством. Удивительно и интересно говорил он о художниках - близких и далеких - об их творчестве, о меценатах, покровителях и покупателях художественных произведений. Однажды один из его учеников неуважительно выразился о П.М.Третьякове. Илья Ефимович выступил с страстной отповедью, встав на защиту доброго имени Третьякова, сделавшего великое дело собирания народной сокровищницы русского искусства. Аккуратно в пять часов Репин приходил в мастерскую и уходил из нее в семь часов, вместе с учениками. Просматривая рисунки, он, так же как и на занятиях по живописи, проходил ряд за рядом, не пропуская никого. В моих рисунках он нашел существенный недостаток - нарушение пропорций, но сказал: «Профиль вы чувствуете хорошо!» Илья Ефимович часто бывал на наших ученических вечеринках, которые устраивались в мастерской на товарищеских началах. Я помню одну из таких вечеринок, на которую был приглашен для «щирого» украинского сердца Ильи Ефимовича кобзарь. Он играл на бандуре и пел. Репин не мог удержаться, чтобы не взять альбом, кем-то услужливо предложенный. Очень продолжительно длился этот трудный сеанс, во время которого подвижное лицо слепого певца беспрерывно изменялось, то нахмуриваясь, то слегка улыбаясь, а голова то опускалась, то взлетала кверху, и все же Илья Ефимович блестяще решил трудную задачу. Мы все, окружив его, с восторгом напряженно следили за процессом рисования; по бумаге разбрасывались крючковидные штришки, которые в итоге создали замечательный характерный образ слепого бандуриста. Это был показательный урок, восхитивший всех нас. Этот вечер запомнился мне как наилучшее творческое единение учителя с учениками. Вспоминаю еще одно событие, связанное с И.Е.Репиным, - спектакль, устроенный группой учеников в Обществе художников имени А.И.Куинджи. В пьесе была представлена жизнь бедных начинающих художников и фигурировали известные художники - Репин, Куинджи и другие. Исполнителей, выступающих в ролях Репина и Куинджи, приглашенных из государственного театра, гример загримировал с большим сходством. На спектакль были приглашены Илья Ефимович и Архип Иванович. Куинджи весьма добродушно, с улыбкой, воспринял игру актера, хорошо, загримированного «под Куинджи», а Репин не досидел до конца спектакля и скоро ушел. Он нигде не засиживался позднее десяти часов, так как рано ложился спать. В пьесе очень удачно были переданы характерные особенности обоих маститых профессоров с весьма распространенными в кругу их учеников высказываниями об искусстве и особенностями их речи. В конце 1907 года Репин отказался от руководства мастерской. Вместо него был приглашен Франц Алексеевич Рубо, которого вскоре сменил Павел Петрович Чистяков. О моей живописи Павел Петрович высказался довольно своеобразно: «Вы поете, пойте, пойте!» Этими словами он утвердил окончательно то, что нашел во мне Илья Ефимович, - мое любовное отношение к живописи. Хотя И.Е.Репин отстранился от руководства мастерской, но он иногда посещал Академию. Помню, 20 декабря в концертном зале был организован вечер, посвященный памяти знаменитого польского художника Яна Матейко. Сообщение о его жизни и творчестве сделал профессор Я.Ф.Ционглинский, подчеркнувший в своей лекции мастерство этого художника как строгого рисовальщика, что особенно проявилось в его прославленных исторических картинах. Илья Ефимович выступил с интересными воспоминаниями о торжественных похоронах Матейко, на которых он присутствовал в 1893 году в Кракове. После этого вечера мне уже никогда не пришлось встречаться с моим учителем. |
| След. » |
|---|
| Читателю журнала "Мой берег" |
|---|
|
Приглашаем Вас ознакомиться с поэзией и прозой геосимволистов (см. с главной страницы). Геосимволисты организовали несколько виртуальных библиотек. Интересует музыка - посетите библиотеку геосимволистов. Если вам нужны рефераты - они здесь. Если вы ищете сочинения и уроки - найдёте их здесь. Что касается учебников и решебников - да вот они! Немного о здоровье. Немного биографий. ГДЗ - и те в столбик. Язык приведёт к Вавилону. Фото от геосимволистов. Ну, и чтобы жизнь мёдом не казалась. Двойная библиотека есть боль. А, может, и нет. Наши стратегические партнёры. ГДЗ и ответы. Время подумать о празднике. Арт - и готово. Почти что модерн. Хотели ли вы, чтобы развалился СССР? Конечно, нет. С трудом и закон не помеха. Ох как хорошо с книгой по социологии. И выпить не хочется. Как орёл летаешь. Вместе с Авиценной. Праздник по нотам на целый культпоход потянет. |