Воспоминания об Илье Репине |
|
Страница 28 из 55 С. М. ПРОХОРОВ Бывают в жизни встречи, которые глубоко западают в душу, и память ревниво сохраняет их на всю жизнь как величайшее, светлое событие. Воспоминания о них приятно волнуют сердце, воскрешая в нем чувство былого восторга. Таким событием для меня была встреча с великим русским художником Ильей Ефимовичем Репиным. Вспоминать о Репине значит погрузиться в область глубоких душевных переживаний от неотразимо действенной силы его художественных образов, удивляться его величайшему мастерству, проникнуться сознанием великой гордости и торжества за наше русское искусство, за русский народ, выделивший из своих недр такого исполина-художника, роль и значение которого в развитии национального искусства колоссальны. Первый раз я встретился с Ильей Ефимовичем в 1904 году в Петербурге, в Академии художеств, куда приехал для продолжения своего художественного образования. Моей заветной мечтой было попасть в мастерскую Репина. С большим волнением и даже страхом показывал я Илье Ефимовичу привезенные с собой работы. Все обошлось благополучно: я был принят. Во время пребывания в мастерской Репина я имел возможность видеть его в роли профессора. Я всегда чувствовал какую-то робость, когда Илья Ефимович смотрел мою работу. Да и не я только. Приход Репина в мастерскую вносил особенную тишину и серьезность. Заложив назад руки и щурясь сквозь пенсне, он подходил к каждому из нас и тихо, почти шепотом, делал свои замечания по поводу работы. Но бывали случаи, когда работа велась с «холодком», без увлечения. Репин это сразу замечал, и тогда его тихий шепот доходил почти до крика. Он был очень вспыльчив и требователен. Больше всего его возмущало равнодушие, бесстрастность в работе. Он требовал, чтобы с полотна смотрела сама жизнь, сама художественная правда. Он не терпел искажения натуры, внесения в нее нарочитой условности или стилизации. Он возмущался, когда ученик, работая над большим этюдом, пользовался маленькой кистью. Бывали случаи, когда он вырывал такую кисть из рук студента и бросал ее на пол. Илья Ефимович требовал, чтобы работа была осмысленной, чтобы форма - это «тело искусства живописи», как говорил он сам, - была построена цветом, пластично, крепко, на основе хорошего рисунка и пропорции. В рисунке требовал четкости, правильного и красиво нарисованного контура и очень сердился, когда видел у студента замазанный, «вялый» рисунок. В одном из писем ко мне, касаясь метода рисунка, он пишет: «Линия-черта должна быть обязательна для всякого взявшегося рисовать». И далее: «...не позволяйте никому размазываться раньше основательного и красивого контура». В замечаниях Репина, относящихся к работе ученика и отличавшихся краткостью, всегда был широкий смысл. Учитель как бы снимал повязку с глаз ученика, мешавшую ему видеть в натуре то, что должен видеть художник. Эти замечания глубоко западали в сознание студента и перестраивали его психику. Илья Ефимович иногда брал кисть или карандаш, чтобы поправить работу ученика; он добивался, чтобы каждый, пользуясь его указаниями, сам исправлял свои ошибки. Он не любил, когда ученик слепо подражал кому-либо, в том числе и ему, и настаивал, чтобы каждый из нас искренне, по-своему передавал натуру. Мне припоминается случай: мы писали этюд с натуры - спину натурщицы. Живописная задача была довольно трудная. У моего соседа никак не выходила лопатка. Репин, увидев, как он старается и страдает от неудач, захотел ему помочь. Он взял у студента палитру и кисть и начал поправлять его работу. Я с замиранием сердца следил за работой профессора. В течение пяти - семи минут он сделал лопатку живой. С таким совершенством умел увидеть натуру этот несравненный мастер. Илья Ефимович очень интересовался творчеством своих учеников и как подлинный художник приходил в искренний восторг, а иногда даже аплодировал студенту, когда находил в его работе нечто интересное. Чуткая душа великого художника, соприкоснувшись с искрой таланта, загоралась пламенем восторга. Требовательный к самому себе, он всегда и везде учился, даже тогда, когда смотрел работы студентов, отыскивая в них что-то новое. Он обращал самое серьезное внимание на композицию картины и на эскизы. Всегда требовал идейности и психологической выразительности персонажей. Если идея автора не была выражена ясно и правдиво, он не успокаивался до тех пор, пока художник не исправит своей ошибки. Расскажу характерный случай. После летних каникул я вернулся в Академию с кучей этюдов и с картиной. Картина называлась «Агитатор». В ней я изобразил молодого студента; стоя на телеге, он выступает с революционной речью перед крестьянами. Илья Ефимович очень долго и внимательно смотрел мои работы, кое-что похвалил, сделал некоторые замечания по картине и ушел. Прошло несколько дней. Идя в мастерскую на вечерний рисунок, я увидел Репина, который тоже шел на занятия. Я посторонился, чтобы пропустить его вперед. Но он остановился, взял меня под руку и, идучи, проговорил: «А знаете, за вашим агитатором народ не пойдет: в нем нет страсти». Я растерянно смотрел на профессора, не понимая, о чем он говорит. И вдруг догадался, что речь идет о моей картине. «Вы его обязательно перепишите... Страсти, больше страсти!» - сказал Илья Ефимович и вошел в мастерскую. Я был поражен: никогда не предполагал, чтобы Репин, занятый своей творческой работой, помнил о моей ученической картине. А он о ней помнил, и, конечно, потому, что не мог согласиться с фальшивой трактовкой агитатора. Этот случай был для меня поучителен: он заставил, в меру моих сил, вдумчиво относиться к композиции и к характеристике персонажей картины. Много лет прошло с тех пор, но я как будто вчера видел возбужденное лицо Репина, его сверкающие глаза, нервную жестикуляцию. К нам, своим ученикам, Репин относился очень требовательно. Однажды, будучи в мастерской, он обратился с предложением написать заказной портрет, но с одним условием. Портрет нужно было писать с фотографии, а чтобы его закончить, давался один сеанс, когда можно было работать с натуры. Перед тем как портрет сдавался заказчику, его нужно было показать Репину, и только после его утверждения автор мог получить гонорар. - Кто возьмется написать портрет?- спросил Илья Ефимович и обвел нас взглядом. Очевидно, всех смущало последнее условие - показать портрет Репину. - Как, вы не можете написать портрет? А я вот закрою глаза и на кого покажу, тот и должен хорошо написать портрет... После этого один из нас взялся за выполнение этого задания. Репин говорил, что любая работа должна быть исполнена хорошо, вне зависимости от того, сколько за нее платят. Он рассказал, как в молодости он писал заказные портреты за пятнадцать рублей и ходил на сеансы пешком с Васильевского острова на Пески - на окраину города, делая семь-восемь верст. Однажды Илья Ефимович встретил известного художника Б.М.Кустодиева, в прошлом его ученика, и спросил, чем он занят... - Нет работы... Пишу сейчас портрет за мизерную плату - сто рублей... - пожаловался Кустодиев. - Ну и что ж, не так плохо, - сказал Репин, - а вы пишите его как за три тысячи. Великий мастер не мог говорить спокойно, если предметом разговора было искусство. Вся академическая молодежь обожала Репина за его простоту и демократичность. Его авторитет как художника непревзойденного не подлежал сомнению. Стоило только показаться ему в залах Академии во время какой-нибудь выставки, как вокруг него собиралась толпа учеников и посторонней учащейся молодежи. Когда кто-либо заводил разговор о его произведениях и восторгался ими, заметно было, как Илье Ефимовичу становилось не по себе, и он старался повернуть разговор на другую тему. Помню студенческую сходку, состоявшуюся в памятные дни революции 1905 года. Репин пришел к молодежи и в своем выступлении горячо призывал к борьбе с темными силами самодержавия, выразив веру в окончательную победу народа. Говорил он очень сильно и образно. Живя в Куоккале, в своих «Пенатах», вдали от столичного шума и суеты, великий художник весь отдавался любимой работе, испытывая радости и муки вдохновенного творчества. В одно из моих посещений «Пенат» я особенно долго беседовал с ним. Это было в июле 1911 года. Я приехал ранее других. Мы ходили по дорожкам большого сада, а затем уселись на «вышке» - в деревянной беседке, устроенной на краю сада. Отсюда открывался широкий простор залива. В разговоре Репин спросил меня, где я был в тот день. Я сказал, что в Русском музее, и тут же, не удержавшись, выразил восхищение его этюдами к картине «Заседание Государственного совета». Он посмотрел на меня и произнес: «А я писал их всего по полтора-два часа», - и перевел разговор на другую тему. Как-то я приехал к Илье Ефимовичу, чтобы повидаться с ним и показать ему свои работы, сделанные на Алтае. По давно знакомой дорожке подхожу к «Пенатам». Встретившая меня Наталья Борисовна Нордман сказала, что Илья Ефимович пошел купаться, и посоветовала мне пойти к морю. Я отправился. Было два-три часа дня. Финское солнце светило сквозь прозрачную белесоватую пелену. В воздухе было тихо, пахло сосной и влагой моря. Вдалеке показалась идущая навстречу фигура с полотенцем на плече. Я узнал Илью Ефимовича. Мы расцеловались. «Ах, Семен Маркович, вернемся к морю. Какой удивительный тон воды сегодня», - восторженно сказал он, и мы пошли к морю. Залив был действительно прекрасен. Илья Ефимович глядел и улыбался. От наружных углов его прищуренных глаз расходились тонкие морщинки... Мы шли к дому, и я думал: сколько восторженности, энергии и молодости в этом уже старом человеке. Из гостей никого не было, и Илья Ефимович предложил мне подняться в его мастерскую. Я несказанно обрадовался этому. На большом мольберте стояла законченная картина «Пушкин на экзамене в лицее». Я остановился и застыл... Сияющее произведение как бы раздвигало стены мастерской. Импозантная перспектива зала лицея. В левой части картины, за столом, покрытым ярко-красным сукном, сидели вельможи-экзаменаторы с маститым Державиным посередине. От далекого края стола, слева, полукругом сидели почетные гости, родители и родственники экзаменующихся. В центре картины, перед столом, вдохновенный мальчик читал свои стихи. Я впился глазами в лицо поэта, переживая непередаваемое чувство восторга от великого мастерства художника. Илья Ефимович, видя, как я внимательно рассматриваю картину, проговорил: «Семен Маркович, скажите мне истину об этой картине». Мне стало неловко. «Я в восторге от картины, - сказал я, - особенно поражает меня лицо Пушкина. Потом меня интересует - почему у вашего Пушкина такие темно-рыжие волосы. У современников Пушкина - у художников Кипренского и Тропинина - он изображен с темными волосами». Репин ответил: «Оба они написали верно. Но их Пушкину уже за двадцать лет, а в детстве он был рыжим. Только позднее, в юношеские годы, волосы на его голове стали темными и потеряли красноту. Мне оказала очень большую услугу графиня Н. Она привезла медальон, в котором сохранилась прядь волос Пушкина, отрезанная у него в день экзамена, на котором, как известно, он имел исключительный успех». В передней раздался звон гонга, приехали гости, и наша беседа прервалась. Вскоре после обеда, прощаясь, я расцеловался с Ильей Ефимовичем и уехал. Это была моя последняя встреча с великим учителем. Грянула империалистическая война. Я был мобилизован, и больше мне встречаться с ним не пришлось. Последнее письмо от него я получил в 1924 году. Чудесный образ великого художника до сих пор стоит передо мною и живет в моем сердце, как самое дорогое в моей жизни. |
| След. » |
|---|
| Читателю журнала "Мой берег" |
|---|
|
Приглашаем Вас ознакомиться с поэзией и прозой геосимволистов (см. с главной страницы). Геосимволисты организовали несколько виртуальных библиотек. Интересует музыка - посетите библиотеку геосимволистов. Если вам нужны рефераты - они здесь. Если вы ищете сочинения и уроки - найдёте их здесь. Что касается учебников и решебников - да вот они! Немного о здоровье. Немного биографий. ГДЗ - и те в столбик. Язык приведёт к Вавилону. Фото от геосимволистов. Ну, и чтобы жизнь мёдом не казалась. Двойная библиотека есть боль. А, может, и нет. Наши стратегические партнёры. ГДЗ и ответы. Время подумать о празднике. Арт - и готово. Почти что модерн. Хотели ли вы, чтобы развалился СССР? Конечно, нет. С трудом и закон не помеха. Ох как хорошо с книгой по социологии. И выпить не хочется. Как орёл летаешь. Вместе с Авиценной. Праздник по нотам на целый культпоход потянет. |