МНЕНИЕ О СОМНЕНИИ

МНЕНИЕ О СОМНЕНИИ

Желаете почитать что-нибудь любопытное? Рекомендую статью Виктора Топорова «Передвижники». Лично мне было любопытно узнать из этой статьи о том печальном положении, в котором сейчас находятся российские литературные подписные издания, о понятии «рукопожатности», которого большинство изданий придерживается, о позиции газеты «Литературная Россия», не «рукопожатной» в принципе.

Вначале о странном привкусе, портящем общее впечатление. Читая статью, мне было некомфортно ощущать исходящее от г. Топорова раздражение. Причина же этого раздражения - опять-таки литературная жизнь России. Г. Топорова выводит из себя то, что место наследников великой русской литературы заняла жалкая московская мафия самозваных сыновей лейтенанта Шмидта, самопроизведённых в чин штурмбанфюреров, его явно воротит от того, что по стене не раз им упоминаемой литературной пирамиды ползают жирные литературные клопы (кого г. Топоров подразумевает под клопами, это, вообще, тайна). За всем этим мне видится ностальгия по старым добрым временам. Здесь г. Топоров напоминает мне одного из героев романа «Золотой теленок» тоскующего по самодержавию проклинающего большевиков монархиста Хворобьева. Вспомнили?

   И еще я не согласен с тем диагнозом: «слабая газета», что ставится г. Топоровым «Литературной России». Я позволю себе посомневаться в этой слабости.

   Почему же слаба «Литературная Россия»?

….Слабая прежде всего потому, что нищая, и эта не называемая, но подразумеваемая нищета вопиёт буквально с каждой страницы трепетно пекущегося о подписчиках издания.
                                                                                          В. Топоров.

   «Слабость» газеты притянута к ее «нищете» «за уши». Уверен, что г. Топоров прекрасно это осознает. В иных местах своей статьи, дающий понять, что к газете он относится неплохо, г. Топоров так же достаточно спорно пытается одновременно и подсластить и утвердить «слабость» «Литературной России», отталкиваясь от ее достоинств:

…Слабое (издание), но плюралистичное. Слабое, но либеральное. Слабое, но открытое. Слабое, но в самой своей слабости антитоталитарное.

Или:

…Слабая (газета), однако чрезвычайно любопытная.

   Хотелось бы г. Топорова спросить: каков смысл данных противопоставлений? Думаете, ваш, все еще сомневающийся в «слабости» «Литературной России», читатель, проглотивший хорошее, заодно проглотит и плохое? Эх, г. Топоров. А где доказательства? Уж кому, как не вам, знать, что доказывать то нужно. Причем, если вы утверждаете, что слаба газета в целом, вам нужно привести доказательств много. Разве не так?

Нет их, в статье «Передвижники», - доказательств. Зато есть намеки на причины «слабости» «Литературной России». Вначале – о пирамиде:

Литература – это пирамидальная конструкция. Ярусно-пирамидальная, если точно.
                                                                                          В. Топоров.

Я не знаю: изобретена ли пирамидальная конструкция литературы лично г. Топоровым, или, к примеру, литературными деятелями древнего Египта. Но мне ясно одно: слабость «Литературной России» г. Топоровым с этой самой пирамидой увязана. Как? Г. Топоров видит низом литературной пирамиды провинцию, считает, что там, в провинции, обитают Васи Пупкины, пишущие слабо. И, поскольку, эти самые Васи Пупкины и являются авторами «Литературной России», делает вывод, что и сама газета – слаба.

Такой вот вопрос г. Топорову: а с чего вы взяли, что «литературную провинцию», или «литературную слободу», или «литературные выселки» населяют именно Васи Пупкины с такими вот характеристиками:

… впервые открывают Америку, изобретают велосипед, рифмуют кровь с любовью и по старинке недолюбливают всех, кого недолюбливают, и говорят об этом честно, обдуманно и косноязычно, и пишут пусть с грамматическими ошибками, но обо всём на свете.
                                                                                            В. Топоров.

Вы это придумали. На самом деле современная российская литературная провинция это великое множество интересно мыслящих и ярко пишущих людей. Неужели все они – Пупкины? Нет. Если же вы желаете видеть, что писатели и поэты провинции изобретают велосипед (то есть пишут то, что давно уже написано), рифмуют кровь с любовью, выражаются косноязычно и пишут с грамматическими ошибками, – это уже дело вашей испорченности. Но доказать слабость «Литературной России подобным специфическим видением периферии вы не сможете.

   В принципе, есть способ доказать слабость, не разбирая ее конкретно. Для этого нужно противопоставить слабости силу, такую, чтобы слабость в сравнении с этой силой была очевидной. Но и сила должна быть в примерах. Может, г. Топоров в своей статье «Передвижники» на подобную силу хотя бы указывает? Точно. Нашел. С силой у г. Топорова ассоциируется литературной пирамиды верх. Что такое верх?

   Литература, спору нет, аристократична, иерархична и элитарна.
                                                                                            В. Топоров.

   Очевидно, по г. Топорову, именно литературная элита является верхом. Созданное же представителями этой самой литературной элиты и должно быть примерами силы. А о ком конкретно речь?

   Теперь я пью с петербургскими фундаменталистами, но это уже литературная аристократия, это уже элита.
                                                                                          В. Топоров.

   Логично: в противовес провинции - Питер. Я поискал информацию об этих самых петербургских фундаменталистах. Оказывается, существует шестеро представителей данного литературного течения мужского пола и одна представительница - женского. Помня, что к петербургским фундаменталистам меня привели поиски силы, я принялся искать в их произведениях эту самую силу. Искал без малого неделю. С чем-то соглашался. Кое с чем можно было бы поспорить. Я нашел все, что угодно, кроме той, явной, силы, рядом с которой «Литературная Россия» увиделась бы явною слабостью.

Сомнение – вещь заразительная. Только что сомневался в слабости «Литературной России», и тут же захотелось посомневаться в петербургских фундаменталистах. Ну, предположим, не в них самих, а в том, что они, по г. Топорову, литературная элита. Вначале я выяснил, что элита - «лучшее» по сравнению со всем остальным более слабым. Интересно: кто утвердил петербургских фундаменталистов, как «лучшее» среди писателей? Сам г. Топоров? На каких основаниях? Сделанном в литературе? Ой, если и поверю, то только потому, что очень уж попросили. Может, петербургские фундаменталисты – «лучшее» – потому, что они известны? Но опять-таки их известность весьма условна. Или же они – «лучшее» - потому, что они петербургские фундаменталисты? Однако, сам их «фундаментализм», основывающийся на достаточно противоречивом и невнятном манифесте, весьма спорен. Одной из опор течения лидер петербургских фундаменталистов г. Крусанов видит установку на возрождение глубинной традиции в культуре. Вряд ли на столь расплывчатом фундаменте может быть построено пригодное для обитания элиты идеальное здание. Кроме того, возрождением глубинной традиции в культуре руководствуются и обитатели «низа», - те, кого г. Топоров назвал Пупкиными. Ах, да! Что за сравнение? Разве какому-то там Пупкину дано возноситься мыслью в «просторы Незримой империи»? Разве Пупкин: изобретающий велосипед, говорящий косноязычно и пишущий с грамматическими ошибками – может быть «носителем имперского духа»? Может по-настоящему понять «право первородства»? Да и Пупкиным – всем вместе взятым - разве под силу «возвести идею овладения Царьградом и проливами в ранг русской национальной мечты»? Прочел упоминаемый выше манифест, этот сверкающий фальшивым блеском набор слов, и поморщился в недоумении: зачем это наплетено? И, в надежде найти хоть что-то волнующее и живое, перечитал заново, чтобы поморщиться вновь, и - надолго… Может, петербургских фундаменталистов возводят в ранг элиты выдвинутые г. Путину требования «нанести Америке неприемлемый ущерб»? Наверное, г. Крусанов во время написания открытого письма Путину свято верил, что, получивший его ультиматум, г. Путин немедленно приложит все силы для его выполнения. А, может, г. Крусанову казалось, что, стоит выдать экипаж петербургских фундаменталистов за головную машину автопробега «заботящихся о благе России», и – впереди обязательно будет ждать масса приятных бонусов? Здесь г. Крусанов ассоциируется у меня с водителем Антилопы-Гну Козлевичем. Вспомнили?

И утверждение г. Топорова: питерские фундаменталисты – литературная аристократия – так же вызывает у меня сомнение.
Аристократия — привилегированный слой общества, в основном состоящий из представителей самых благородных семей.
То есть, аристократизм в сравнении с элитой еще и благороден. Применительно к литературе, я вижу благородство писателя, как предельную духовность его внутреннего. То, что в созданном питерскими фундаменталистами духовности «как кот наплакал», мне очевидно. Может, я найду следы духовности хотя бы в их высказываниях?

   Я же люблю своё отечество таким, каким оно ещё только должно стать, чтобы сделаться достойным этой любви.
                                                П. Крусанов.


Так вот г. Крусанов говорит о России. Оказывается, он не любит настоящую Россию. Он ждет, когда же Россия изменится в соответствии с его представлениями. А вот когда она изменится, когда она станет достойной его любви, тогда он ее и полюбит. Ах, г. Крусанов. Разве истинный аристократ будет так вот себя выпячивать? Мне кажется, и благородно и духовно любить свою родину такою, какая она есть. Без поставленных ей ультиматумов.

А почитайте высказывания петербургских фундаменталистов о коллегах по перу:

.. Ложу Грибоедов представляет в миру писатель Пелевин, положивший свой недюжинный талант на алтарь пропаганды поганок.
…Суровый устав Ордена Землеебов, инициацию в котором прошел писатель Сорокин, обязывает адепта дышать воздухом испражнений.
                                                 Манифест петербургских фундаменталистов.

     Ну, зачем же так? Истинный аристократ и к врагам благороден. Еще пример. Петербургская фундаменталистка Татьяна Москвина характеризует писателей Проханова, Ерофеева и Веллера, как «клоунов, которых незаслуженно считают писателями». Аристократизмом здесь и не пахнет. Поискал понятие, противоположное аристократизму в плане духовности, и нашел: «дворняжечиство». Кстати, как, по вашему, Татьяна, те же Ерофеев и Веллер должны заслужить звания: «писатель»? Укажите им: что сделать. И кто утверждает это звание? Уж не вы ли?

Вернусь к «Литературной России». Г. Топоров в статье «Передвижники» напоминает о ее слабости одиннадцать раз. Может, перестать сомневаться в его словах, и просто принять их на веру? Безо всяких там доказательств? В принципе, можно принять критику и на веру. Но только в том случае, если критикующий авторитарен до такой степени, что любое его утверждение в силу его авторитарности не вызывает ни малейших сомнений. Авторитарен настолько, что сомневаться глупо. Но, чтобы создать себе подобную несокрушимую авторитарность, мало умения находить ошибки в чужих идеальных постройках. Нужно уметь строить самому. Высшего уровня авторитарность может быть основана только на литературном позитиве, тех созданных литературных постулатах, что предложены взамен критикуемого. Разумеется, я примеряю все это сейчас к г. Топорову. Он прекрасный: «критик-хоть-и-разрушу-но-докопаюсь-до-истины». Но не «критик-обязательно-построю-взамен». И, даже если я и захочу принять его слова о слабости «Литературной России» на веру… Как-то не принимается…

    Здесь я подумал, что все высказываю свое мнение о сомнении, но не вношу по существу вопроса никаких конструктивных мыслей. То есть являюсь, подобно г. Топорову, «критиком-хоть-и-разрушу-но-докопаюсь-до-истины». И захотелось мне побыть хоть на время «критиком-обязательно-построю-взамен», захотелось найти свои ответы на поставленные в этой статье вопросы, объединить эти ответы в некий критический позитив. Вначале еще раз о литературной пирамиде. Ну, слишком уж спорна литературная пирамида. Давайте откажемся от нее в принципе. И – в противоположность иерархии и жесткому соподчинению ярусов – давайте увидим современную российскую литературу свободно парящими в некоем духовном пространстве островами. Сразу оговорю, что речь идет именно о литературе, как процессе создания литературных произведений. То, что происходит вокруг этого самого создания: организационная деятельность группировок сыновей лейтенанта Шмидта, борьба этих самых сыновей за деньги и славу, - это, возможно, острова тоже. Но находятся эти, иные, острова в совершенно ином, внедуховном пространстве. Повторюсь: я же – о литературе. В основе каждого литературного острова я вижу волнующую таящую в себе возможность для развития идею. Один из крупнейших литературных островов основывается на такой идее, как – сама – Россия. Еще я вижу остров поисков новой символики. Остров Богоискательства. Возможно, нового реализма. Даже русские, возглавляемые г. Кузьминым, постмодернисты, как диковинный литературный остров гораздо более очевидны. Те же, кто пишет, пристают к островам, местность которых кажется им родной. Элитой – своей для каждого острова - будут те «лучшие», кто внес наибольший вклад в его развитие. Аристократами – те, кто, питающиеся от духовности основополагающей идеи, питают ее сами. И, если все обитатели литературного острова: и элита, и аристократы, все-все - своим творчеством смогли его укрепить, – воспаривший над островами иными, он становится сильнее. Но эту силу может определить только посетивший литературный остров читатель.

   И «Литературную Россию» я вижу островом, в сердце которого – идея собрать все то интересное, стоящее и живое, что создано русскоязычными поэтами, писателями и критиками. Что испытал я, читателем впервые посетивший «Литературную Россию»? Возможно, заметивший и спорное, и неровное, я понял: но, в основном, это же интересно, я почувствовал: это – стоящее, потому, что волнует, я констатировал: это еще как живо… Однозначно: «Литературная Россия» - достойное развитие достойной идеи. И, потому, ее остров на настоящий момент сильнее, выше, элитнее и аристократичнее многих иных литературных островов. Так вот получилось, что я и со своими статьями пристал именно сюда. Бог даст – пристану еще. Ведь, если существует «Литературная Россия» – должен же кто-то писать для нее статьи?

Вспомнили?

                                                                              Геосимволист Леонид Шимко