Страница 5 из 9 ГЛАВА 4 «ВЕСНА» И еще год пролетел. Этой весною бои идут по всему фронту. Работы много. И так хочется домой. Среди этой, чужой, весны, на моем пути между верхом и низом мне все вспоминается о доме. И я вернусь, и мама обнимет меня, и расскажет, как идет наш бизнес. В письмах она молчит о делах, и я думаю, что все неважно. Хотя ведь ребят снизу везут на родину, и должны быть заказы на бальзамирование… Ничего… Я приеду, и мы все поправим. Найти бы фишку. Может, женщина в черном… Она все так же занимается своим делом по ту сторону поля боя. Не знаю почему, но эта женщина в черном… стала мне как-то ближе. Может, потому, что мы делаем с нею общее дело? Иногда мне кажется, что мы с нею – два противоположных края стрелки какого-то странного компаса. Север и юг… И еще я знаю, что если я – север, и Грегори со мною рядом - север тоже, то и женщина в черном должна будет стать севером. Такова жизнь. И женщина в черном должна будет это принять. Должна будет выучить английский. Знает ли она английский? Вряд ли. Но она должна будет выучить. Потому, что живет теперь в Америке. И я… … все-таки направился к женщине в черном, прошелся через все разделяющее нас тяжелое пространство легких моих шагов. Она смотрела на меня. Жесткий взгляд карих глаз был полон ненависти. И я, растерявшийся перед неожиданной ее ненавистью, спросил что-то о бальзамировании. А она молчала, но за нее говорила весна одухотворяющими запахами от земли. Я спросил снова, понимающий, как это нелепо: спрашивать о каких-то секретах, которых, может, и вообще нет. И она в ответ произнесла что-то по своему, по-ахварски, словно каркнула, и сделала шаг ко мне, и тронула за рукав. Краем взгляда заметивший, как на нашей стороне стрелки компаса Грэгори поднял свой автомат, я вдруг разозлился и оттолкнул ахварку. Враг – он и есть враг. - Будете жить по-нашему – все будет хорошо, - произнес я жестко. - Мы научим вас жить по-нашему. ……………………………………………………………………………………… …отключили электричество. Ребята предполагали, что это какая-то диверсия, но никто не знал точно… …к себе майор Шелдон. Его комната была освещена двумя стоящими на столе горящими свечами. - Я тебя вызвал, Майк. Завтра утром вы уезжаете. - Так точно, - от Грэгори я уже знал эту новость. - Будешь виски? Я присел за стол. Майор Шелдон, сидящий по ту сторону стола, разлил виски в две кружки. - Томас прислал. Помнишь такого? - Помню, - я поднял свою кружку, как майор Шелдон на другом конце стола поднял кружку свою … - Это тот Томас, что после контузии стал заикаться? - Пишет, что никак не найдет новую работу, - сказал майор Шелдон. - А кем он работал раньше? – спросил я. - Это может показаться смешным, - ответил майор Шелдон. – Раньше Томас страховал от заикания. А сейчас? Кого он застрахует от заикания сейчас, если не может нормально разговаривать сам?.. Давай-ка выпьем за Томаса. Мы стукнулись кружками и выпили. - Виски хорош, - произнес я. - А я, Майк, думаю о том, что машин-то сегодня не было. - Я тоже подумал. - И как же это хорошо, Майк, что не увидел я сегодня моих детей под моими руками. - Может, эта война скоро закончится? – произнес я. - Вряд ли, Майк, - ответил майор Шелдон. – Мне кажется, эта война не закончится никогда. - Нужно думать о хорошем, - мне вдруг захотелось утешить майора Шелдона. Я взял бутылку, налил сам. – Думать о светлом. О весне… что ли. - Эта весна хороша, - майор Шелдон вдруг легко улыбнулся. – За весну я выпью с удовольствием. Для меня весна, Майк, связана с любовью. - Какие-то приятные воспоминания? – так же улыбнулся я. - Просто светлый каламбур внутри, - ответил майор Шелдон. – Весна связана с любовью, а любовь с весною. Вот ты, Майк, когда-нибудь любил? - Конечно, - ответил я, и это было правдой. - Не знаю, как видишь ты, - проговорил майор Шелдон, - а для меня, Майк, любовь… Она разделяется на хорошие и скверные формы. Среди хороших форм – лучшая - это любовь любить. - Мне кажется, самая лучшая любовь – любовь к родине, - проговорил я. - Если в тебе живет любовь любить, то и любовь к родине появится сама собой, - произнес майор Шелдон. – Если же говорить о плохих формах любви, то худшие среди плохих - любовь презирать и любовь ненавидеть. - Если есть любовь ненавидеть, - задумался я, - значит, есть и любовь убивать... Ведь так? - Может быть, - задумался со мной майор Шелдон. – И это так, то мне снова кажется, что война не закончится никогда. - А, может, это неправда – то, что вам кажется? - проговорил я. – Может, это вовсе неправда. - А ты хочешь правды, Майк? – майор Шелдон вдруг взял меня за руку.- Тебе нужна правда? - Я сам не знаю, - ответил я честно. – Иногда мне кажется, что правда и ложь - два… скажем… полюса. Но находиться нужно между ними. И я рассказал майору Шелдону случай, которому я был свидетелем еще на гражданке. Про одного парня. Невеста того парня умерла. Он же после смерти любимой пытался покончить с собой. Его спасли. Тогда он пришел к нам в контору, пришел и умолял нас отдать ему его невесту: она лежала в хранилище забальзамированной. Этого нельзя было сделать. А он умолял. И тогда, чтобы утешить того парня, младшая моя сестренка показала на птичку, нарисованную на висящей на стене картине. И сказала рыдающему тому парню: - Вот она, твоя невеста. Она улетела на небо. Но она и здесь, рядом с тобой... И парень, поверил нескладной лжи моей младшей сестренки. Он ушел от нас с той картиной,- мы отдали ее ему, - ушел, прижимающий к себе птичку на картине, счастливый от того, что хоть так вернул себе любимую... - И какой отсюда следует вывод? – спросил майор Шелдон. - Правда чуть не убила того парня. Ложь - помогла. - Думаю, это не совсем так, - задумался со мной майор Шелдон. – Тот парень получил лишь передышку перед чем-то очень страшным. Перед той безумной правдой, к которой ему придется вернуться. - А как вы, майор, сами относитесь к правде? - Я? – задумался майор Шелдон. – Каждый день я вижу раны на телах наших ребят. Это ведь суровая правда, уродливая алая правда разорванной плоти. Правда вниз. То же, что я делаю, штопаю ребят, - это правда пути наверх. И обе эти правды – во мне. Они - я. Майор Шелдон поднял свои руки. Словно вылепленные для лепки руки. Пламя от горящих свечей наполняло сиянием равнины двух перевернутых вверх ладоней. - Лучше… поговорим еще о весне, - предложил я. - И весна, Майк - чистая светлая правда, но о ней пусть говорят влюбленные души на небесах. А здесь, на земле, нам досталась грязная правда войны. И мы… Мы должны иметь мужество носить в себе эту пропитанную кровью и потом правду. Должны иметь мужество сказать себе эту правду. - А вот кое-кто, - произнес я, вспомнивший об Уайте. – Кое-кто сказал, что мы захватчики. Неужели и это правда тоже? - Конечно, Майк, - просто ответил майор Шелдон. - Мы – захватчики. Это нужно признать. …и мне, в душе не соглашающемуся и с майором Шелдоном тоже, вдруг из какого-то противоречия захотелось… - Правду всю? Большую? – переспросил меня майор Шелдон. – Большая правда в том, что мы прикрываемся большой ложью. Мы устроили несколько взрывов у себя же, в больших городах Америки, чтобы потом свалить все на ахваров и иметь повод развязать эту войну. И это большая ложь. А сейчас… Мы ищем у них тайное оружие, которого на самом деле нет. И эта большая ложь дает нам возможность установить за ахварами полный контроль... Большой стране – большая ложь…. Майор Шелдон задумался. – Хватит? Пламя догорающих свечей вздрогнуло. - Еще. - Правда… она большая… потому, что нам нужна большая нефть, - проговорил майор Шелдон. – Ты не представляешь, Майк, какие здесь огромные запасы нефти. - Разве у Америки мало нефти? – я понимал, что мне нужно спорить. - Наша нефть - для наших потомков, - ответил майор Шелдон. – И это мудро. От этой же, чужой нефти долгие годы будут зависеть вес и сияние золота Уолл Стрит. - Еще, - проговорил я. А мне так хотелось сказать: «хватит». То, что произносил майор Шелдон было каким-то неудобоваримым внутри меня. - А дальше… большая правда… еще труднее, - задумался майор Шелдон. – Мы пытаем пленных, хотя сами приняли декларацию о запрете пыток. А еще над поселениями ахваров вместе с листовками… сбрасывается кое-что... То, что сократит рождаемость ахваров. Мы, Майк, должны заботиться о нашем будущем. Пламя вздрогнуло снова. То одной свечи, то другой. Словно стрелки слабеющего огненного компаса внезапно развернулись на 180 градусов. - Это очень большое преступление, - только и смог произнести. - А что ты хотел, Майк? - майор Шелдон как-то лихо разлил виски по кружкам. – Смотри на все проще. Мы же американцы. Какой с нас спрос… какой спрос с нас сейчас… если все мы гордимся тем, что когда-то приплыли в чужую страну, которая потом стала нашей Америкой, - и тогда, в той, чужой стране вырезали и расстреляли большую часть населяющих ее людей? Чего ты хочешь, Майк, если сейчас мы устраиваем праздники в честь той великой резни? Америка стоит на большой крови. Но нас, Майк, приучили радоваться преступлению, если оно красиво подано и в уж очень большой коробке. И я думаю, Майк: может, потому, что мы сделали это тогда, и тогда все сошло нам с рук, может, потому мы и продолжаем делать это сейчас? Одна свеча погасла совсем. Пламя же второй забилось часто-часто. - Вы совсем не любите Америку, - произнес я. - Нет, Майк. Я очень люблю нашу Америку. Именно поэтому я говорю правду о ней. Америка великая страна и достойна любой правды о ней. Потому, что правда о плохом только подчеркнет всю правду о хорошем, а хорошего в Америке – гораздо больше. - И какой же выход? - Покаяние, - майор Шелдон внимательно взглянул на меня. Темные круги под его глазами показались мне двумя нимбами, означающими высшую степень святости. - Покаяние всю жизнь помнить ту большую страшную правду, о которой я тебе сказал. Покаяние всю жизнь ходить с родимым черным пятном, что изначально на совести каждого американца. - Пожалуй, я… пойду, - наконец произнес я. Майор Шелдон налил. - Давай, Майк, забудем все то, в чем нет сейчас нет никакого толка. Мы просто выпьем за наших ребят, тех, кто на передовой. За то, чтобы им повезло, и никогда не знал я их своими детьми. Мы выпили. Я почувствовал, насколько опьянел, и насколько устал. - А теперь уточняю приказ, - доносящийся ко мне словно издалека голос майора Шелдона стал жестким. – Завтра поедете за грузом. Санитары, прикрытие и рефрижератор. Наши же накрыли наших. По ошибке. - Есть и наверх? - Всех – вниз… |
« Пред. |
---|
Евгений Горный |
Расуль Ягудин |
Юрий Тубольцев |
Евгений Шимко |
Александр Балтин |
Василий Ширяев |