Литературный журнал геосимволистов "Мой берег". Библиотека "Символика"

Духовная культура Византии

Страница 8 из 9 В последнем периоде развития византийской культуры возникло еще одно направление в христианстве – исихазм (греч. isichia «покой, тишина, отшельничество»), ставшее популярным в среде монашества в XII–XIV веках, в период постепенного усиления настроения безнадежности, которое всегда сопровождает крушение некогда сильного государства. В этой атмосфере выросли и укрепились две совершенно противоположные тенденции. Одна из них шла от приверженцев античности, устремленных к ее возрождению. Здесь, в Византии, казалось бы, имелись мощные корни античных традиций, здесь было, что возрождать. Но тем не менее струя гуманизма, устремленная к новому утверждению в мире человеческого и человека, его совершенства, гармонии и богоподобия, переместилось в Западную Европу, в Италию, где и сложился Ренессанс в том качестве, в котором его знает весь мир. В Византии гуманизму противостояло мистическое учение, возникшее в монастырях Синая и Афона. Это учение обращалось к внутреннему миру человека, к его способности истово верить и в этой вере совершенствоваться. Целью становится слияние с божеством через мистическое «озарение». Достигнуть этого можно только аскезой, подвижничеством, отрешением от всего земного, подавлением страстей и желаний. Только таким путем, считали исихасты, можно достигнуть истины. Для духовной культуры Византии мистицизм не был каким-то чуждым элементом, но новое учение рассчитывало на подавление воли человека, на его отход от активной жизни. По мнению многих исследователей византийской культуры, это ослабляло дух и сыграло роковую роль для общества в целом. Однако исихазм был признан не противоречащим христианскому вероучению на соборе в 1351 году. Исихазм еще обнаружит себя позднее – в русской культуре XV века. Напряженная духовная жизнь Византии сказалась и на изменении идеала человека, который бытовал и в официальных представлениях, и в религиозной среде, и на обыденном уровне. С угасанием античной культуры, исчезновением полисной системы, сменой религиозных взглядов «культура стыда», свойственная античному миру, сменилась «культурой вины». Человек считался по природе своей греховным, он должен был всю свою жизнь искупать грехи и практически никогда не мог достигнуть состояния полного освобождения от них. Вопрос о свободе человека как бы «снимается с повестки дня». Античный человек был героем, бесстрашно идущим на борьбу со стихиями и невзгодами, героем из мира смеющихся богов, считавшим страх худшим из пороков. Человек средних веков – раб божий и может уповать только на Бога. Античные боги ценили все прелести земной жизни, случалось, они были грозны, но умели и веселиться, а герой античности смел им противостоять и не всегда безуспешно. Христианский Бог суров и печален, но лишь его воля торжествует в мире, утверждает себя в природе и обществе. Античный человек, «ликом подобный богам», был физически совершенным, и это совершенство было условием его прекрасной души. Для христианства тело – сосуд соблазнов, духовная чистота может быть достигнута аскетизмом и отказом от мирских желаний. Тело и дух теперь не связаны, более того, они становятся противоположностями. Внутренний мир человека делается противоречивым, и человек ищет духовных радостей у пастырей. Это стремление выразилось, как мы говорили, в возникновении монастырей, которые строились в уединенных местах, вначале действительно в пустынных уголках Египта, особенно в Ливийской пустыне. (Именно отсюда и пошло слово «п? стынь» – название места отшельничества, «пустое» место, удаленное от суеты, со своим укладом, образом жизни и мышления.) Здесь как бы сосредоточилась христианская мудрость, некая квинтэссенция истинного знания. Поэтому в византийской культуре так силен «поучающий» элемент. «Слово и книга, знак и символ, пронизанные религиозными мотивами, занимают большое место в жизни человека» [297, с. 60]. Но на обыденном уровне сознания, как и во всей византийской культуре, перемешаны и неразделимы христианские и языческие образы, мысли, идеи, античная мифология соединяется с христианской мистикой, а стремление к истинной вере и духовной чистоте прекрасно уживается с обычным здравым смыслом, направленным на то, чтобы, как говорится, «не упустить своего». Один из византийских полководцев XI века, написавший книгу «Советы и рассказы», Кевкамен из лучших побуждений предлагает своим читателям мудрости такого рода: «Опасно бороться с женщинами, еще опаснее дружить с ними… Нужно больше беречься друзей, чем врагов» [297, с. 137]. С самого раннего периода существования Византии люди остро ощущали изменчивость мира, неустойчивость самых желанных его благ: «Нет ничего более изменчивого, чем счастье, у победы быстрые крылья, и скользят стопы триумфов. Победные трофеи тленны. Сегодня ты видишь день в розовых красках, в шафранного цвета одеждах, светлый, сияющий и смеющийся. Назавтра его же увидишь ты сумрачным, подернутым темной пеленой, закутанным в непроглядный мрак» [там же, с. 55].   << [Первая] < [Предыдущая] 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [Следующая] > [Последняя] >>

 

След. »