Платон - Политик - Лосев

Оглавление
Платон - Политик - Лосев
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6

Итак, когда принявший нас в свои руки и пестовавший нас даймон прекратил
свои заботы, многие животные, по природе своей свирепые, одичали и стали
хватать людей, сделавшихся слабыми и беспомощными; вдобавок, первое время
люди не владели еще искусствами, естественного питания уже не хватало, а
добыть они его не умели, ибо раньше их к этому не побуждала необходимость.
Все это ввергло их в великое затруднение. Поэтому-то, согласно древнему
преданию, от богов нам были дарованы вместе с необходимыми поучениями и
наставлениями: огонь - Прометеем, искусства - Гефестом... семена и растения
- другими богами. И все, что устрояет и упорядочивает человеческую жизнь
родилось из этого: ибо, когда прекратилась, как было сказано, забота богов
о людях, им пришлось самим думать о своем образе жизни и заботиться о себе,
подобно целому космосу, подражая и следуя которому мы постоянно - в одно
время так, а в другое иначе - живем и взращиваемся.
Я даже думаю, Сократ, что этот образ божественного пастыря слишком велик в
сравнении с царем, нынешние же политики больше напоминают по своей природе
, а также образованию и воспитанию подвластных, чем властителей.
Мы сказали, что существует самоповелевающее искусство, распоряжающееся
живыми существами и пекущееся не о частных лицах, а о целом обществе;
назвали же мы это тогда искусством стадного выращивания.
Трудно ведь, не пользуясь образцами, пояснить что-либо важное. Ведь каждый
из нас, узнав что-то словно во сне, начисто забывает это, когда снова
оказывается будто бы наяву.
У меня, милый, оказалась нужда в образце самого образца.
...Образец появляется тогда, тогда один и тот же признак, по отдельности
присущий разным предметам, правильно воспринимается нами и мы, сводя то и
другое вместе, составляем себе единое истинное мнение?
Коль скоро дело обстоит таким образом, мы - я и ты, верно, ничуть не
погрешим, если решимся познать природу образца по частям, сперва увидев ее
в маленьком образце, а затем с меньших образцов перенеся это на идею царя
как на величайший образец подобного же рода, и уже с помощью этого образца
попытаемся искусно разведать, что представляет собой забота о государстве,
- дабы сон у нас превратился в явь? [...]
Значит нужно вернуться к следующему рассуждению, а именно: хотя тысячи
людей оспаривают у рода царей заботу о государствах, надо отвлечься от всех
них и оставить только царя, а для этого нам необходим, как было сказано,
образец.
Значит, нам надо считать двоякой сущность великого и малого и двояким
суждение о них и рассматривать их не только... в их отношении друг к другу,
но скорее... одну [их сущность] надо рассматривать во взаимоотношении, а
другую - в ее отношении к умеренному. [...]
Если относить природу большего только к меньшему, мы никогда не найдем его
отношения к умеренному, не так ли?
...И сейчас нам, видно, придется признать, что большее и меньшее измеримы
не только друг по отношению к другу, но и по отношению к становлению меры.
Ведь невозможно, чтобы политик или другой какой-либо знаток практических
дел был бесспорно признан таковым до того, как по этому вопросу будет
достигнуто согласие. [...]
...Надо считать, что для всех искусств в равной степени большее и меньшее
измеряются не только в отношении друг к другу, но и в отношении к
становлению меры.
Ясно, что мы разделим искусство измерения... на две части, причем к одной
отнесем все искусства, измеряющие число, длину, глубину, ширину и скорость
путем сопоставления с противоположным, а к другой - те искусства, которые
измеряют все это путем сопоставления с умеренным, подобающим,
своевременным, надлежащим и со всем тем, что составляет середину между
двумя крайностями.
Чужеземец. Но люди эти, не привыкнув рассматривать подобные вещи, деля их
на виды, валят их все в одну кучу, несмотря на огромное существующее между
ними различие, и почитают их тождественными, а также и наоборот: не
разделяют на надлежащие части то, что требует такого деления. Между тем
следует, когда уж замечаешь общность, существующую между многими вещами, не
отступать, прежде чем не заметишь всех отличий, которые заключены к каждом
виде, и, наоборот, если увидишь всевозможные несходства между многими
вещами, не считать возможным, смутившись, прекратить наблюдение раньше, чем
заключишь в единое подобие все родственные свойства и охватишь их
единородной сущностью.
А как же обстоит дело с нашим исследованием политика? Предпринимается ли
оно ради него самого или же для того, чтобы стать более сведущим в
диалектике всего?
В самом деле, ведь никто, находясь в здравом уме, не стал бы гоняться за
понятием ткацкого искусства ради самого этого искусства. Однако, думаю я,
от большинства людей скрыто, что для облегчения познания некоторых вещей
существуют некоторые чувственные подобия, которые совсем не трудно выявить,
когда кто-нибудь хочет человеку, интересующемуся их объяснением, без труда,
хлопот и рассуждений дать ответ. Что же касается вещей самых высоких и
чтимых, то для объяснения их людям не существует уподобления, с помощью
которого кто-нибудь мог бы достаточно наполнить душу вопрошающего, применив
это уподобление к какому-либо из соответствующих ощущений. Поэтому-то и
надо в каждом упражнять способность давать объяснение и его воспринимать.
Ибо бестелесное - величайшее и самое прекрасное - ясно обнаруживается лишь
с помощью объяснения, и только него, и вот ради этого и было сказано все
то, что сейчас говорилось.


 
« Пред.   След. »

Direct/ADVERT


Direct/ADVERT



Rambler's Top100